Читал страшные истории про домовых, а тут.
Молодые выбирают "Матрешки"
Затянувшись, Алексей машинально оглянулся в поисках пепельницы. Ага, откуда бы ей взяться? Надо хоть банку консервную приспособить под пепелку, что ли.
Пока весь немногочисленный шмот, захваченные со съемной хаты для первой ночевки в новой квартире, все еще лежал кучкой на полу в комнате. Грех же было не использовать «золотой час», раз уж так удачно к нему успел. Да и свежий взгляд из новых окон быстро притупится, надо пользоваться первыми впечатлениями. И видос, обещанный подписчикам, не перенесешь на завтра… Такой инфоповод: он первый (и единственный) жилец, оставшийся ночевать в новом микрорайоне «Матрешки».
Совсем скоро это изменится. Надо успеть поснимать дом с единственным светящимся окном. Это еще и новостным можно толкнуть, хоть по бартеру за рекламу его канала. Один хрен: не предложишь — сами сопрут, любители проехаться на чужом горбу. А так: хоть шерсти клок.
Парень аккуратно поплевал на огонек и бросил окурок вниз, торжественно поклявшись кому-то больше никогда так не делать. Проводил глазами затяжное пике и еще раз обвел хозяйским взглядом вид с высоты птичьего полета. Безоблачное небо с первыми звездами, еще слегка подсвеченное закатным солнцем, только что нырнувшим в горизонт и лес — настоящий, огромный, насколько хватало глаз. Лешка довольно потянулся, привычно взъерошил волосы, подхватил камеру и шагнул с балкона в комнату.
Неожиданно оказалось, что наговаривать текст в микрофон на безлюдной улице более неловко, чем в толпе или в гулкой пустоте заброшки. Даже привычное: «Хай, Лекса на связи!» - и то вышло слегка придушенным. Собственно: комментировать особенно-то и нечего было. Дома второй очереди с окнами без света и души, с огромными стилизованными силуэтами деревянных кукол на фасадах и торцах (вот придумал же это кто-то: в наползающих сумерках выглядит, как гигантские призраки матрешек). Тихие детские площадки и гостевые парковки. Дорога, огибающая обустроенную часть жилого комплекса и тщедушный юный скверик, застенчиво старающийся отвлечь внимание от серых монолитов третьей очереди и угловатых скелетов четвертой.
За дорогу Алексей даже не пошел. Привычно сделал проводку камерой: строительный забор, пустые глазницы окон без рам, подъемные краны, хищно склонившие длинные шеи над недостроенными домами и всё тот же лес на заднем плане. Сделал серию фото, снова включил запись видео и повернул к дому, заметно ускорив шаг.
«Блиииин, народ, это реально выглядит, как город-призрак! Вот прямо - брр… Всё, идем домой».
Подержал в кадре свои кроссовки, быстро мелькающие на фоне свежего асфальта и плавно поднял камеру на свой дом. Это будет эффектно: проскользить объективом по темной махине снизу вверх; пробежаться по длинной строчке, сдержанно освещенных, подъездных окон до круглого светящегося купола и фонарей светозаграждения; сделать общий план с одиноким ярким прямоугольником. И потом ещё зум на свое окно, и тыканье в кнопки отключенных лифтов, и героическое пешее восхождение на восемнадцатый этаж.
Лекса с нарочитым пафосом продекламировал в микрофон, синхронно с наводкой фокуса: «Дом, милый дом…» — и невольно поперхнулся. Что-то темное мелькнуло в освещенном окне в тот момент, когда изображение еще было размытым. Он поднял взгляд от дисплея и открыл рот: всё освещение в доме припадочно замерцало и погасло. «Ах-ре-неть! Приплыли…»
Условно повторяющая силуэтом всё ту же матрешку (что-то забористое курил архитектор или просто был фанатом майнкрафта?), темная громадина нависала над головой и ощутимо давила на психику. Казалось — она вглядывается красными заградительными огнями в ползающую у подножия двуногую букашку.
Новосёл взбежал по ступенькам, дернул за ручку подъездной двери и облегченно выдохнул. Хоть домофон разблокировался при отключении энергии — и то ладно.
Придержал тощим задом открытую дверь, выуживая из кармана телефон и включая фонарик на нем. Темноту он с детства не жаловал. Да, что уж там - мелким боялся темноты до дрожи, да и сейчас просто не признавался себе в этом. Жутковато было остаться совсем отрезанным от открытого пространства в темном колодце подъезда. Вытянул из кармана сигареты и закурил, надеясь, что вот-вот произойдет чудо и свет включится снова.
Сигарета закончилась стремительно, как ему показалось и он, ей-богу, достал бы и вторую. Да только закон подлости еще никто не отменял: смартфон пиликнул и издевательски вывесил сообщение о низком заряде батареи. Леха вспомнил о 18 этажах и заставил себя отлипнуть от входной двери. Не хватало ещё ползти по бесконечной лестнице в полной темноте. Стараясь не смотреть по сторонам, только вниз, чтобы не подвернуть ногу, для полного счастья, он всё-таки зацепил боковым зрением тёмные распахнутые пасти лифтов и торопливо взялся за перила.
Поймать в луч света цифру на стене. Пятый этаж.
Сердце бухало в груди несоразмерно физической нагрузке. Еще даже не треть пути наверх. Включил экран смартфона: «Уровень заряда батареи - девять процентов». Выключая, для экономии, экран, случайно нажал на клавишу второй раз и фонарик погас. И в тот же момент что-то металлически заскрежетало за дверью ближайшей квартиры, царапнув по натянутым нервам. Судорожно, едва не выронив телефон, включил фонарик снова, и рванул по ступеням вверх.
Девятый. Половина пути пройдена, заряд — семь процентов. Но и ноги уже потяжелели. Едва слышно пробурчал под нос: «Всё, дорогая редакция, допрыгался. Пора к психотерапевту, пока кирпичным магнатом не стал».
Двенадцатый. Пять процентов. Бумкнуло, зазвенело, посыпалось по ступеням что-то внизу, на первых этажах. Замер, прислушался, изо всех сил сдерживая дыхание. Дурацкий, иррациональный страх гнал по венам волны адреналина: «бей/беги/замри…бей/беги/замри… бей/ беги…»
Пятнадцатый. Два процента. Неправильно быстро садится батарея. Как будто темнота высасывает заряд.
Фонарик погас, едва успев осветить цифру «семнадцать». Ничего, остался последний этаж и ноги уже поймали ритм ступеней. Есть еще камера, но ее заряд лучше поберечь, на всякий случай. Наверное — устал бояться. Ноги подрагивают от не слишком привычной нагрузки, но в ушах начал стихать сердечный ритм. Стал слышать эхо своих шагов.
Забавный акустический эффект: эхо все больше расходится во времени с шуршанием его подошв по ступеням. Остановился, чтобы подождать, когда отголоски шагов стихнут совсем. Сунул руку в карман и крепко взялся за ключ. Теперь главное: не сыграть в плохой ужастик и не выронить ключ, который поскачет-поскачет по ступеням, да и нырнет в пространство между лестничными маршами, на первый этаж.
Шарк, шарк, шарк, шарк… паааузааа… шарк, шарк, шарк… В голове взорвалось: «Это не эхо. »
И тут адреналин, наконец, выбрал, на какую кнопку из трех нужно давить. Как ужаленный, Лешка перелетел остаток лестничного пролета. За последнюю ступень всё-таки запнулся, с размаху брякнулся на колени и проехался, по инерции, до спасительной двери. В доли секунды он нащупал пальцами замочную скважину, вонзил в нее заготовленный ключ, кубарем вкатился в распахнувшуюся дверь, захлопнул ее и задвинул засов. Отчаянно, до зубовного скрежета, хотелось продолжить отгораживаться от подъезда.
Запоздало, после всех своих кульбитов, бережно придержав камеру на ремне, Алексей поднялся на ноги, чтобы нащупать в темноте и закрыть замок. И уже не сдержавшись, заорал от испуга: в прихожей вспыхнул свет и он увидел прямо перед собой жуткую морду — всклокоченную, таращившую огромные, выпученные глаза, с угрожающе приоткрытым, скособоченным ртом.
Только после кенгурячьего прыжка назад, ощутимо врезавшись спиной в стену, он понял, что смотрит в зеркальную поверхность двери.
Выравнивая дыхание, помянул недобрым словом дизайнеров. Еще через несколько секунд воображение фотографа безжалостно изобразило со стороны всё его геройское восхождение. Он фыркнул и облегченно протянул на выдохе: «Аааа… сссууукаааааа. » Неторопливые шаги и включившийся вскоре свет могли означать только одно: кроме него, в доме без жильцов есть какой-то дежурный техник.
Нахмурившись и скривив сжатые губы, Алексей снова и снова прокручивал в редакторе эпизод с мелькнувшим в расфокусе темным пятном на фоне освещенного прямоугольника без штор. Ему не показалось. Вот: при покадровом просмотре вырисовывается размытый силуэт… ребенка? Нет, скорее — подростка. И что это у него на голове развевается? Длинные уши?! В маскарадном костюме, что ли? Или это кигуруми?
Брееед… Откуда подросток (в кигуруми, да, а чё такого?) на огражденной трехметровым кованым забором территории, в пустом здании? Лешку-то пустили «по блату»: какой-никакой, а прыщ на ровном месте — инфлюенсер. То, что доктор прописал для поддержки рекламного слогана: «Молодые выбирают “Матрешки”!» Строго говоря, им и квартира досталась за совершенно смешные деньги (для подобного варианта) только потому, что молодая пара блогеров творческих профессий была идеальной для рекламы. Но больше в доме не должно быть никого.
От напряженного вглядывания в монитор глаза уже ломило. Леха глубоко вздохнул, сделал серию скриншотов. Потёр подбородок, почесал затылок, зевнул. Не-а, умственные способности не активировались. Второй час ночи… Надо отвлечься: обновить душевую кабину да жахнуть терапевтическую дозу кофеина.
«Мммм… массажный душ - это вещь, дамы и господа! Смоет ВСЁ!»
Леха замер, подставив лицо щекотным струйкам. Блаженно улыбался, словно со стороны и с высоты наблюдая за лениво текущими мыслями: «…жаль, что Славка вернется только через три дня. здорово было бы обновлять все вместе. и вообще — романтично было бы внести её на руках в их первый, по-настоящему свой, дом…»
Приятные мысли застопорились, начали сбиваться в затор, цепляясь за невидимое препятствие. Лешка озадаченно нахмурился, пытаясь понять причину. Что-то изменилось. А, вот оно — сбился ритм в музыке падающей воды. Он вынырнул из-под струй и прислушался. Два голоса (женский и мужской) о чем-то яростно спорили.
«Вот нифига себе! Столько понтов и такая слышимость! Флагманское здание комплекса, повышенной комфортности, мля! Если еще и с, клятвенно обещанным, утеплением выдвинутой из фасада квартиры так же налажали - им со Славкой пахать и пахать, чтобы довести до ума семейное гнездышко…» — Лешка раздраженно закрыл кран… и почувствовал, как мокрые волосы на голове приподнимаются попугайским гребнем.
Шептались прямо за дверью санузла! И, похоже, что не только шептались: что-то шаркнуло, кажется — прямо по двери, мягко, но решительно толкнулось в нее, потом возня стала непрерывной… и закончилась смачным, увесистым шлепком.
Парень замер, остро ощущая беззащитность своей голой тушки, отделенной от неведомой хрени только полупрозрачными стенами душевой кабины и довольно хлипкой дверью. Минута, еще, еще одна… тишина.
Богатое воображение и нервы, в который раз, сыграли с ним недобрую шутку. Он шумно выдохнул, поймал взглядом свои руки, непроизвольно сложенные под животом в защитном жесте. Внутренний голос ехидно хихикнул и проговорил: «И вот мы ещё обижаемся на критику мужского центра управления мышлением. В опасности логичнее бы голову прикрыть, не? Вот, чисто академически, интересно: как ты собираешься воспользоваться своим сокровищем, если тебе сейчас голову откусят?» Лешка хмыкнул в ответ и открыл запотевшую дверцу.
Сознание не успело отследить его хлесткое приземление и шустрое перемещение на заднице в дальний угол. Еще с полминуты Лешка продолжал интенсивно отталкиваться пятками в попытке интегрироваться в стену. Потом обреченно затих, подтянул худые колени к подбородку, сжал в паху сейф-скорлупку из ладоней и выпучил глаза на раковину с высоким смесителем.
На раковине сидела, скрестив ноги в плотных чулках до середины бедра в широкую черно-зеленую полоску, медленно покачивая миниатюрной ступней в мягком ботиночке, невысокая женщина лет пятидесяти с дерзким макияжем. Она подмигнула парню, одновременно выдув и тут же звонко лопнув огромный пузырь из розовой жвачки. Леша громко икнул и сделал еще одну попытку врасти в спасительную стену. Женщина цокнула языком, закатив глаза, глубоко вздохнула и легко спрыгнула со своего «трона». Поправила коротенькую юбочку в крупную складку, перекинула вперед и расправила длинные хвосты из медных волос, высоко схваченных большими бантами позади пушистых кошачьих ушек. Леха икнул еще раз и впервые, после открытия дверцы кабины, моргнул.
Великовозрастная некомими мягко рассмеялась, шагнула в его сторону и протянула маленькую ладошку, не то здороваясь, не то собираясь помочь ему подняться. Парень отрицательно помотал головой, крепко зажмурился и тут же снова вытаращил на нее глаза.
— Давай знакомиться, жилец, раз уж так получилось, — насмешливый голос снова поднял дыбом мокрую растрепанную шевелюру. «Блин… блин-блинский… Это уже к психиатру… Охрененный сюрприз Славке на новоселье…»
— Эй! Не тупи! Я не злая. Давай руку, — она тряхнула протянутой ладошкой и нетерпеливо дернула ушками, — не дрейфь! Домаха я, ну. это, как Домовой, только девочка, — и она кокетливо поправила густую челку.
— Нееее, — тихо проблеял Леша и махнул перед лицом рукой, слабо надеясь, что морок может рассеяться.
— Ой, всё! — она бросила ему махровое полотенце и прикрыла ладонью глаза, — не смотрю, не смотрю, не смотрю.
Постукивая зубами и не сводя глаз с… да, хрен её знает — с кого, хозяин квартиры неуклюже встал, трясущимися руками обмотал бедра мягкой тканью и обреченно шагнул из кабины.
— Вот, так мы тут и остались. Старшие до сих пор обижаются, на письма не отвечают. Мы уже и перестали зазря голубей гонять. Так, с праздниками поздравляем. Для вежливости и вообще — сообщить, что не пропали.
— То есть: проблема отцов и детей и у нечис… эмм… — замялся Лешка, глянув на Домаху, сидящую напротив него на широком подоконнике и неторопливо отхлебывающую молоко из крышки термоса, — как вас называть-то правильно, чтобы не обидно?
— Мы — домашние духи. Помощники и хранители, так-то, — Домаха вскинула зелёные глаза из-под рыжей челки и снова опустила их к недопитому молоку, — хотя… не все, конечно. Нас (молодежи) остались три компании. С нашими и с шалопаями я тебя познакомлю. Они все нормальные, ну… могут дел натворить сначала, на эмоциях. Вон, Баннику пришлось трепку задать, чтобы научился по-доброму знакомиться, раз уж решил от старых устоев отказаться и со стариками не ушел. А то ошпарить мог и это — еще по-божески. Нет, он, вообще-то, даже полезный, если с ним дружно жить. Порядок поддерживает в бане… в ванной, то есть. Состирнуть забытое может; проследит, чтобы не ударился, не поскользнулся никто из домашних.
А вот с Букачкой, Пустодомкой да Злыднями лучше и не знакомиться. Мы их пока на подземную парковку выгнали, когда свет тебе налаживали после их пакости. Обидели-и-ись, планы реванша строят, поганцы…
— Слушай… а ты сможешь вот это всё Славке рассказать, когда она приедет?
— Не хочешь сам говорить, боишься: не поверит и решит, что с ума сошел? — Рыжая наклонила голову набок и лукаво прищурила глаза. Но быстро посерьезнела и вздохнула: — Да и не надо ей про нас знать. По правилам — мы не должны людям на глаза показываться, разве что — в опасности. Помогать, охранять, но на глаза не лезть. Мы и так поперек всех традиций попёрли, остались ждать новых жильцов, когда снесли строители деревню с погостом. Старшие-то шибко обиделись, решили оставить вас, пришлых, наедине с… — она махнула головой в сторону окна, — Ну, а мы решили, что не вы же избы да кресты с землей сровняли. Не вам и отвечать.
В короткую паузу вклинилось ненатуральное покашливание из ванной. Домаха усмехнулась и прошептала Алексею: — Пошли знакомиться. Уж очень он хочет, на самом деле, остаться здесь. Характер просто… сложный. Научили с детства, что негоже в бане по ночам и праздникам мыться, вот ему и сложно перестроиться. Но он справится, я обещаю! — она спрыгнула с подоконника, дернула за руку собеседника, жестом показывая наклониться к ней поближе. Заговорщицки сощурилась, по-кошачьи прижала ушки и едва слышно прошелестела возле его виска: — И ты, это… радуй его иногда чем-нибудь. Он черный хлеб очень любит. И русский рок.
— Вот, я же говорила! Принимай работу.
Лешка обвел глазами санузел: идеальная чистота, ни брызг, ни следов пара на стенках душевой кабины, ни брошенных им на полу носков. Зато: тонкий травянисто-цветочный запах в воздухе и букетик ромашек на раковине в немного мятом (но старательно расправленном) картонном стаканчике.
— Банни-и-ик! — пропела Домаха, накручивая медный локон на палец, прислушалась и произнесла строже: — Банник, выходи.
Откуда-то сбоку к раковине приставными шагами придвинулся невысокий, чуть выше метра ростом, насупленный старичок в мешковатой одежде, с косматой седой бородой и такой же шевелюрой. Молча вынул одну руку из-за спины и протянул Алексею его носки: выстиранные, высушенные и, кажется, даже выглаженные.
— Ух ты! Спасибо, дружище! — парень взял носки и протянул открытую правую ладонь. — Давай знакомиться: Алексей, Леха, Лекса, как больше нравится.
Старичок откашлялся, аккуратно вложил в протянутую руку свою ладошку, маленькую и крепкую, шмыгнул носом и тихо буркнул, не поднимая глаз: — Банник… я.
Леха слегка сжал и тряхнул лапку нового знакомого, отчего тихо звякнула цепочка, намотанная на запястье старичка вместе с тонким кожаным шнурком: — Мир? Только ты не пугай меня так больше, а то я тут тебе работы чуть не наделал, пару-тройку куч.
Банник поднял, наконец, глаза на человека, внимательно посмотрел и согласно кивнул. Кажется, даже улыбнулся где-то там, в кудлатой бороде. Быстро нырнул в свой карман свободной рукой, что-то вложил в человеческую ладонь, двумя ручками сжал ее в кулак и исчез.
Лекса разжал кулак и недоуменно посмотрел на металлический советский рубль. Домаха тоже заглянула в ладонь, округлила глаза и рот, быстро приложила палец к губам и потащила его за руку на балкон. Плотно прикрыв стеклянную дверь, она горячо зашептала, крепко держа Лешку за пуговицу на джинсовой рубашке: — Парень, это просто бомба! Сколько живу, ни разу не слышала даже, чтобы Банник по своей воле человеку неразменный рубль отдал. У него же всегда та-аки-и-ие квесты! Нет, я понимаю, что девайс давно не обновлялся и ценности практической для тебя не имеет, но сам ФАКТ! Ты его не теряй, не продавай и не дари никому. Покопаемся со временем, обновим и будет работать, как надо. Фух, кому скажи — не поверят… Ладно, — она отпустила, наконец, пуговицу, подтянула черно-зеленый чулок и подтолкнула парня к двери, — ложись спать, хватит с тебя впечатлений на сегодня.
— Да, мне ещё видос…
— Утром, всё утром. Сейчас ложишься спать, спишь ровно до того времени, которое сам себе назначишь, встанешь бодрый, свежий и всё намеченное делаешь вот так, — Домаха звонко щелкнула пальцами с фисташковыми ногтями. — Спать-то где собирался, переселенец? Ни подушки, ни одеяла.
— Да я с квартирной хозяйкой поцапался по телефону. Схватил самое важное, закинул кота к знакомым, а сам сюда. Не переживай, у меня пенка с собой, не привыкать.
— Ну… Это такой коврик пористый, с фольгой, даже на земле спать не холодно.
— Показывай, — Домовая по-хозяйски шагнула в комнату и оглянулась, — где?
Лекса послушно размотал скатку, расправил ее на полу.
— Не влезешь, — безапелляционно заявила Домаха и строго сдвинула тонкие брови.
— Чё это я не влезу? Сто раз на ней спал.
— Ложись, говорю, — мягкий голос начал наливаться металлом.
— Ладно, ладно, смотри, — он быстро вытянулся во весь рост на пенке, закинул руки под голову, — видишь? Отлично вле…заааю… — смачный зевок чуть не вывихнул челюсть.
Пенка под спиной была поразительно мягкой; яркий электрический свет начал стремительно смягчаться, до теплого, приглушенного, как на исходе его любимого вечернего «золотого часа»; веки все тяжелее было держать открытыми. Вот они сомкнулись раз, другой… и навалилась темнота, сквозь которую тихий, удаляющийся голос промурлыкал смутно знакомое: «Почему ты не спишь? Спи, тебе говорят…»
Как же классно спать в СВОЕМ доме! Алексей сладко потянулся и вскочил на ноги. Побегал полминуты на месте, высоко задирая колени, мысленно поставил галочку на пункте «сделать зарядку», шлепнулся на пенку и подтянул к себе ноут.
Всё, запланированное на ночь и до обеда, уместилось в пару утренних часов. Точно, как обещала смешная тётенька из сна… как её? Домовуха… а, нет — Домаха… Хм, Домаха -- забавно!
Надо попробовать всегда ложиться пораньше и всё быстро делать с утра, не мучая ночами уставшие мозги и глаза. Теперь у него еще отпадут бесючие телефонные переговоры (долгие и ежевечерние) с нудной, одинокой квартирной хозяйкой. Сегодня перевезет все вещи и постарается навести уют до возвращения Славки.
А вообще: забавная вещь — подсознание. Очевидно, что для персонажа сна оно срисовало образ Славы: медно-рыжие волосы, зеленые глаза с ореховым ореолом вокруг зрачка, любимые теплые оттенки зеленого. Не совсем понятно, почему возраст намного старше. Может, потому, что Леха планировал прожить рядом со своей спутницей всю жизнь и был готов к изменениям в ее внешности с возрастом? Интересный повод поразмышлять на досуге.
Лешка порылся в рюкзаке, добыл пачку печенья и двинулся на кухню, делать кофе. Сегодня даже не пришлось высосать пол-литра крепкого напитка до какой-либо активности, чтобы почувствовать себя если не бодрым, то хоть живым.
Пока с наслаждением цедил кофе с сигаретой, начали приходить от новостных каналов и сайтов ответы на его рассылку с предложением сотрудничества. Неожиданно. Они что, сговорились дружно отправить его в сад? Чаще всего просто игнорируют, хорошо, если пара откликнется. А тут такое единодушие. Может, не открывать пока, не портить себе хорошее настроение? Ладно, всего одно, только глянуть, а то любопытство загрызет.
Остановиться после первого письма не получилось. И теперь в голове у Лешки крутилась только одна мысль: нужно срочно проверить новости. Должно было случиться что-то грандиозное или ужасающее, связанное с «Матрешками», чтобы все наперебой начали предлагать ему встречу, как можно скорее. Да ещё и сопровождать приглашение совершенно четким обещанием достойного гонорара за видео и совсем уж золотых гор за эксклюзив…
«Ладно, с переездом можно переиграть на вечер, пока — быстренько в душ и в интернет. Посмотрим, тятя, что там притащили наши сети».
Леха тупо смотрел на раковину и картонный стаканчик с глазастыми бело-желтыми цветами.
«Это что же получается, а? Всё — взаправду, что ли?» — он тронул пальцем ромашку и она согласно закивала ему головой.
Написано для конкурса Страшно Смешно.
Простите за очередной открытый финал, но мне хочется еще иногда заглядывать в микрорайон "Матрешки".)))
Когда ночью забыл, что повесил сушиться пальто на балконе.
Странное фото
Не скажу что это прям лютая крипотень, в духе страх-ужас-медвежьяболезнь-все умерли, но присрал я тогда, как в лагере, когда пиковую даму ночью вызывали, и почти уже вызвали, только она не из зеркала пришла, а неслышно подкралась сзади, да и вовсе не пиковая дама оказалась, а вожатая решила малолеток на измену подсадить, но очковал я в ту ночь так же, как и на зловещий шёпот вожатой сзади, положившей руку на моё впотевшее от страха плечо с вопросом "ачойта вы здесь делаете?", только не верещал как Крис Такер в пятом элементе во время перестрелки, да и то лишь потому что горло перехватило. В прошлом году, примерно в это же время был в деревне. Всё цветёт и пахнет, красотища. Но в этот период не могу ночевать в деревенском доме. Астма, аллергия, понос, золотуха, то, сё. Ну и что б не провоцировать приступ, а потом не сипеть полночи как Дарт Вейдер, в обнимку с ингалятором, ночевал в машине. Время около 12ти ночи, я, в офигенном настроении допивая третью полторашку пива, и мурлыкая балладу КиШа о проклятом старом доме, пытаюсь фотографировать небо, луну, крыши окрестных домов на тапок в ночном режиме. Получается интересно, глазами видишь только темноту-черноту, а на фотках совершенно по другому, типа интеллектуальная обработка, россыпь камер по задней крышке, хоть щас в ультрахд+100500К аватара снимай, но ессно качество фоток полный отстой. Наигравшись, кряхтя и излучая флюиды умиротворения и перегара, заползаю в пепелац, дабы отдаться во власть Морфея. И тут надо бы добавить, что припаркован автомобиль был возле соседнего дома. Дом почти заброшенный. Наследники покойной хозяйки появляются раз в два года, побухать. Двор заросший кустарником и травой в пояс настолько что не то что в сам дом, а даже во двор не влезешь не ободравшись. Заперт на дом на здоровенный висячий замок. А жила там тётка, которую альтернативно одарённые деревенские сплетницы считали ведьмой. Ну, обычные деревенские байки, типа, снёс ей как-то тракторист по-пьяни забор, а она ему, мол, "что б ты в овраг улетел, падла обоссатая!" И, (надо же как удивительно!) тракторист, буквально отъехав от разнесенного им забора 30 метров, улетел в овраг к речке, зарыгал кабину и обоссался. Ну и всё в таком духе. Мы немного были знакомы с покойной хозяйкой, обычная старушка, обычный дом, возможно даже с домовым, обычный забор. Так вот. Решил я сделать последнее фото в этом чертовом ночном режиме, без вспышки, уже валяясь на разложенных сиденьях, сквозь лобовое стекло своей говноласточки. Темень-глаз коли. Время уже ближе к часу ночи. На экране тапка слабым силуэтом проглядывают силуэты дома с трубой, забора, сорняковых кустов. Жму на кнопку съёмки, секунда-две, супер интеллектуальные мозги моего тапка требуют от меня кататонического ступора, дабы не засрать фотку. Замер. Щёлк! Готовая фотка улетает в галерею. Я, тупя и матеря свою рукожопость, ищу эту фотку. И начинаю судорожно давить на кнопку блокировки дверей, одновременно закупоривая все окна в машине, моментально протрезвев, откладывая горы кирпичей и ощущая как по спине, грохоча подковами, мчит табун мурашек размером со слонячью мандавошку. Короче, засыпал я трясясь под пледом, накрывшись с головой и мужественно клацая зубами, потому что я, брутальный и кастратофически матерый сорокалетний мужик, с импозантной сединой на жопе появившейся в ту ночь, тупо ссал добежать 15 метров до порога нашей хаты. И вроде бы на фото ничего страшного нет. Ну, дом. Обычный. Забор. Труба печная. И дверной проем, С ОТКРЫТОЙ вовнутрь дверью, за которым видно красноватое освещение включённое в сенях! Но. Во-первых. Бомжей, мародеров и прочих алколюмпенов, на которых можно свалить пребывание в брошенном доме, в деревне просто нет. Во-вторых. Амбарный замок на двери дома бабки Марфы не тронут, утром ходил проверять, продравшись сквозь джунгли и оставив после себя целую просеку увядшего от моих матюков дурнотравья. Да и окна целы. А в-третьих, свет в дверном проёме был виден только на фото. Глазами я там, ночью, ничего кроме кромешной темноты не видел. Так-то. Фак, как много слов.. И да, кстати. Фото прилагаю. Впоследствии специально пару раз по ночам ходил там, фоткал. И ничего, даже близко похожего, сфотографировать не удалось. У страха глаза, конечно, велики. Но хрен его знает.. Вдруг и правда ведьма? Тракторист то обоссался.
Крепкая изба ещё пахла свежими сосновыми досками. Из печной трубы мягко валили клубы чёрного дыма, а из открытой двери шёл тонкий аромат свежего хлеба. Богдан стоял и широко улыбался — его наполняла тихое счастье от проделанной работы. Но, счастье счастьем , а всё ж не всё ещё сделано.
— Марьюшка! Поставь миску с хлебом да молоком, уж не запамятуй. Высокая чернобровая девушка показывается из-за двери, чтобы ответить:
— Что ты, Богдаша, как можно! Уж не обижу я Домового, оставлю в углу. Неужто он так скоро появится у нас?
Богдан хитро подмигивает.
— А как же. Дом есть? Есть. Значится, и Домовой скоро будет, ежели уже не здесь.Марья лишь улыбается и снова скрывается в дверях. Да и Богдану уже пора — нечего тепло из дома выпускать, да и поздненько уже.
Бесплотный дух настороженно тянул носом воздух. Еле слышимый запах был новый, непривычный, но такой… манящий. На самом деле, он здорово пугал его. Это мог быть запах невиданного ранее существа или ловушка для таких низших духов, как он. Но это могло быть и что-то иное. Что-то, что позволило бы ему стать чем-то большим, чем низший безымянный дух. Взвесивши все за и против, он потихоньку двинулся на дивный запах меж древ.Вот и царство Лешего позади, не потревожены спящие в глубоком омуте водяные, незамеченым он обошёл затаившееся Лихо. Наконец он вышел на опушке. Теперь к первому запаху примешивались другие, также незнакомые, но не такие манящие. Посреди опушки, наполовину врытый в землю, стоял короб, сложенный из обтёсанных деревьев. Именно он был источником беспокойства духа. “Точно ловушка” — обреченно подумал дух и стал искать пути проникновения внутрь. Дверь была заперта, ставни наглухо закрыты, брёвна подогнаны друг к другу так, что и шило не нашло бы щели. Он уже почти отчаялся попасть внутрь, когда взгляд его упал на печную трубу. Аккуратно подлетев к ней, он заглянул внутрь, но так ничего не увидел. “Ну, была, не была” — подумал он и с шумом ударился об печную заслонку. Дух, сильно испугавшись, затаился, но, к счастью, сон молодых хозяев был крепок . Когда страх его немного отошёл, он внимательно осмотрел место своего падения. И обнаружил, что неопытные хозяева не до конца закрыли заслонку, оставив небольшую щель для жара и духов, чем представитель последних и воспользовался.
Оказавшись внутри, он первым делом осмотрелся вокруг. Почти всё пространство занимала одна-единственная комната, в дальнем углу которой дух и оказался. Наверху, буквально над ним лежал свёрток, который издавал ритмичный храп и один из “чужих” запахов. В любой другой ситуации он бы убежал как можно дальше от странных свёртках в странных местах, но всё сознание сейчас было поглощено тем, дивным запахом. Он привёл его сюда и он был совсем рядом. В углу, накрытый тканью, лежал кусок хлеба.
Как только он взял его в руки, узоры, вырезанные на окнах и дверях, засветились, а сам дух почувствовал прилив сил. Кажется, теперь это его дом. Он должен будет защищать его и помогать его хозяевам, а взамен он получит большую силу, безопасное убежище и кусок хлеба с молоком каждый день.Семь сестёрУжель много воды утекло с тех пор, когда Богдан с Марьей построили свою, отдельную избу. Уже успела пройти многоводная весна, пройтись жаром по полям яркое лето, да удивить урожаем мягкая осень.
Тяжело бывает крестьянам и поле вспахивать и по домашнему хозяйству следить. К счастью, в последнем, по их поверьям, им немало помогает Домовой. Он и от злых духов обережёт, и заслонку забытую задвинет, и мелочь приятную сделает — то ведро с водой прямо у порога оставит, то пару поленьев в щепы для растопки расколет.
Но вот пролетела половина осени, золотистое зерно уже всё убрано с полей, да перемолото, а бабье лето всё не заканчивается. А грибов да ягод в этом году немеряно выросло, все соседские хвастают, что полные корзины в лесах набрали да ещё оставили. А Марья грибы жалует, а уж ягоды ей дороже мёда. В общем, решено — хватит соседским сбором угощаться, надо бы и их в ответ угостить, да и в погребе грибы да ягоды не бывают лишними.
Хорошо было в лесу — еловый запах приятно пьянил лёгкие, лёгкая прохлада давала отдых коже от жара, а яркие ягодки на фоне глубокого зелёного цвета радовали глаза. А ягод было и вправду в этом году очень много. Даже отправляя в рот четыре из пяти найденных ягод, можно было быстро наполнить корзину, чем Марья с удовольствием пользовалась. Забредая всё дальше в лес в погоне за самыми спелыми и большими ягодами, она и не заметила, как забрела в топь. Здесь росла морошка, ярко-оранжевая ягодка солнца, но и места были опасные — утянет болото в воду, потом и концов и не найдёшь. Но Марья решила: была не была, тем паче, всё равно ни у кого из соседей этой ягоды нет — боятся собирать, говорят, места тут тёмные.
Несколько часов собирала она жёлтенькие ягодки, уж почти всё болотце обошла. Да тут иссякла враз удача, наткнулась она случайно на убежище Лиха спящего. Лишь сведущий заметит стволы искривлённые, ягоды почерневшие, да дух чуждый. Знала бы Марья — за версту бы обошла место гиблое.
Зато каждый почувствует взгляд Лиха проклятый — кровь у девушки застыла в жилах, сердце застучало, как молот кузнеца — гулко и редко , а разум помутился, когда прямо перед ней приподнялась кочка болотная.
Испугалась Марья, хотела побежать, да оступилась — и тут же стал жадный омут затягивать её ногу в свои ледяные, медленно сжимающиеся объятья. К счастью её, упала она на землю твёрдую, а душа хоть и в смятении была, но перед лицом смерти Марья сумела рассудок сохранить. Помнила она, что нельзя резко ногу дёргать — только сильнее затягивать будет. А посему долго, пядь за пядью, освобождалась она из водяного плена . Лишь спустя пару часов, к ночи, воротилась она домой — без правого лаптя, без корзинки и ягод. Воротилась и слегла с лихорадкой.
Богдан, как увидел напасть такую, положил мокрую тряпку на лоб горячий, оставил бадью с водой рядышком, да побежал к знахарю местному, надеясь воротиться к утру.Недоброе предчувствие разбудила Домового. Чужим духом пахнет в доме, скверным. Ежели хозяева чего натворили, то поправлять надо, а уж ежели с самими хозяевами чего приключилось, то совсем беда. Аккуратно потягивая воздух, Домовой аккуратно выглянул из-за печи — и тут же у него перехватило дух: Марья лежала на лавке, закрытая одеялом. Лицо её было бледно, а тело постоянно дрожало. Вокруг неё сидели шесть чёрных безликих фигур с постоянно меняющимися очертаниями и белым, круглым лицом, похожим на маску, на котором не было ничего, кроме постоянно открытого рта. Во главе сидела седьмая фигура. Она была немного больше остальных, но главное её отличие заключалось в огромном её глазу, чёрный взгляд которого смотрел прямо на сердце Марьи.Изредка сущности касались рукавом-тенью её тела, и тут же Марья тихо стонала и бледнела ещё больше, а сущности становились сильнее.
Домовому от увиденного стало не по себе. Такие духи не смогли бы пройти сквозь дверь или окно из-за магических резных узоров, значит, Марья пронесла их в дом в своём теле. Ничего подобного он раньше не видел, но чем больше он думал, тем сильнее росла в нём ярость супротив незваных гостей. Кажется, сам дом горел желанием помочь ему наказать захватчиков — неожиданно завыло в печной трубе и Домовой правильно понял намёк —порывшись в печи, достал он оттуда уголёк. Быстро вспомнив знаки волшебные, он скоро очертил ими круг вокруг Марьи и теней, над ней склонившихся.
А затем, аккуратно подобравшись к ним сзади, выбрал он самую близкую да слабую — и вцепился ей в горло, вмиг разорвав ей чёрное нутро. Раздался мощный и очень низкий вой, который никогда не слышат люди, но всегда его чувствуют. Медленно, как во сне подняла Старшая Сестра тяжёлый взгляд с сердца Марьи на существо, осмелившегося на них напасть. И тут же оставшиеся пять бросились на него, рвя его на части, высасывая его душу и запросто уклоняясь от атак Домового, будто видели, несмотря на отсутствие глаз. Насилу смог Домовой вырваться за круг, изрядно ослабев и чуть не оставив там душу. Бессильно она пытались добраться до Домового, метаясь в диком танце по очерченным им кругу, не пропускали их магические знаки. Наконец, те затихли и снова расселись вокруг Марьи — правда, без седьмой, погибшей в бою.
Тут-то Домовой и пригорюнился. Слишком сильны были сёстры вместе, слишком быстры были их движения, а действовали, будто сообща. Не сдюжить ему с ними, а те час от часу лишь сильнее становятся.
Марья — опять тихонько застонала, уже почти неслышно. Что-то подсказывало хранителю дома, что до утра она не доживёт. Нужно было действовать сейчас. Но стоило ему подойти достаточно близко к чёрному кругу, как старшая сестра встрепенулась и снова посмотрела на него. И все остальные сёстры повернулись к нему тем, что должно было быть лицом… Уничтожать их по одному, как это случилось в первый раз, уже не выйдет. Чуют они его, не и имея при этом ни носа, ни глаз…
И тут озарила Домового мысль светлая: всё ж один глаз есть у сестёр, пока старшая на него не посмотрит, остальные и не замечают его. Хранитель дома впервые слегка улыбнулся за этот тяжёлый вечер. В трубе снова завыл ветер, но Домовой и сам знал, что дальше делать. Открыв печь, зачерпнул он пригоршню тонкой золы. Подошёл к барьеру магическому с таким расчётом, дабы как можно ближе к Старшей оказаться… И, как можно сильнее зажав кулачок, снова ринулся в бой.
На него снова набросились тёмные сёстры, плотно обложив его, раздирая пуще прежнего и не давая ему пройти к главе лавки. Но и Домовой не сдавался, с безумной силой прорываясь вперёд, с силой ударяя тех, кто окажется впереди. С каждым маленьким рывком вперёд он всё слабел, всё сильнее увязая в нервном бою. Какая-то из сестёр оставила глубокую равную рану на ноге Домового быстрым движеньем и капля его крови, пролетев большое расстояние по дуге, упало прямо на волшебный круг. Тут же чёрные письмена окрасились ярко-алым, засветились глубоким цветом резные узоры на дверном проёме и на ставнях, а весь дом, казалось бы, низко загудел. Домовой почувствовал, как почти иссякнувшие силы вмиг пополнились и мощным рывком пробился сквозь окружавших его сестёр и широким движеньем швырнул пригоршню золы прямо в единственный глаз Старшей. Тут уж она завыла страшным воем, напрасно пытаясь спасти своё самое страшное оружие. Оглохший страж дома не стал продлевать её мучения и смертоносным ударом когтей отправил её в небытие навсегда. Остальные сёстры, оставшиеся без “зрения” и главаря, оказались беспомощны. Не видя цели, они попытались забрать Марью, но теперь касались её все разом, часто мешая друг другу — но были быстро перебиты остервенившимся духом дома.
Домовой победно оглянулся вокруг: открытая разворошённая печь, тонкая серебристая пыль витает в воздухе и потихоньку оседает на пол, на котором куском угля нарисовано непонятно что… Но самая главное, ради чего это всё затевалось, спокойно спало под одеялом. Марья мерно дышала, озноб прошёл, а на щеках появился долгожданный румянец. Поутру пришёл знахарь с Богданом без лица. Последний сразу побежал к Марье, но, добежав до неё, удивлённо оглянулся на знахаря. Когда тот подошёл с тяжелой сумой за плечами, то лишь развёл руками. Как только он увидел небольшой угольный след около лавки, то уже был готов к такому исходу.
С тех пор Богдан с Марьей на болото то не ходили, соседи укрепились во мнении, что места там гиблые, а Домовой стал немного прихрамывать при ходьбе на правую ногу.------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------Этот небольшой рассказ был написан мной к конкурсу в январе, но из-за моей лени и невнимательности, не проходил по знакам либо не проходил по времени. Продолжение вряд ли будет в обозримом будущем