ИНТЕРВЬЮ
Сама брала немало раз но у меня так в первый раз. – Кем вы были (и чувствовали себя) в Беларуси и кто вы в Португалии?
– Дома я ощущала себя другом друзей, а здесь наблюдателем природы.
– Чего вам не хватало тогда и чего недостает теперь? Что было самым любимым в Сморгони, что больше всего радует в Фару?
– Не хватало свободы, а теперь наоборот. Любимое в Сморгони - улица Вилейская, где бабушка жила, и кладбище, где она похоронена у деревни Перевозы.. Португалия многими запахами привлекательна, и они меняются – кофе, рыба на гриле, океан во время отлива..
– С чего для вас началась поэзия?
– Поэзия начиналась «Рифмами матушки-гусыни». Только я еще не знала что это Рифмы. Тонкие книжонки с отлично ложащимися на язык стишками назывались в советские времена Английскими народными песенками. В детстве постарше была у меня одна любимая поэтическая книга - "Война мышей и лягушек" Василия Жуковского. Это версия древнегреческой поэмы "Батрахомиомахия", авторство которой приписывали Гомеру: "между тем ещё Плутарх указывал на иного возможного автора — Пигрета Галикарнасского. Ныне преобладает точка зрения на "Батрахомиомахию" как на произведение эллинистического времени". Но школа на долгие годы отбила любовь к стихотворности - я просто терпеть не могла стихи, разве что в белорусской литературе был просвет: «Курган» Янки Купалы, «Падаюць сняжынкі» Паўлюка Труса, “Слуцкія паясы” Максіма Багдановіча.
– Где-то я прочла том, что вы говорили, будто без Чеслава Милоша ни строчки не написали бы. Чем он вам близок, чем помог?
– Перефразирую в ответ самого Милоша: "Когда я не могла без Чеслава Милоша, я держалась на Чеславе Милоше". Теперь не держусь. Он мне помог в свое нужное время смотреть на вещи просто и мудро. А теперь мне хочется дурачиться. Когда-то я очень любила его. И даже предприняла попытку отыскать его в Кракове. В 2000 году. Бродила по городу-красавцу и всех встречных-поперечных расспрашивала о Милоше. Но они ничего не знали. Однажды в кафе я сидела и пила чай. Как сейчас помню - зеленый. Было начало июня. Страшная жара душила Польшу. Из-за соседнего столика поднялась молодая дОрого одетая женщина и подошла ко мне - спросила, не может ли она чем-нибудь помочь. Видно слышала краем уха мои расспросы населения за столиками. И совсем не удивилась, что я ищу Милоша. Более того - рассказала многое о нем, угостила шоколадкой и, показав его дом, добавила, что он никого не принимает. Еще бы - ему на тот момент жизни было за 90. В ту поездку я купила несколько стихотворных сборников Чеслава Милоша. И через пень-колоду читала их со словарем. Одну из этих книг взяла с собой в дорогу, когда ездила в Минск на встречу польского режиссера Кшиштофа Занусси со зрителями. После встречи я подошла взять автограф и протянула книгу пану Кшиштофу. Он написал: "С честью за Милоша!" и сказал, что у Милоша умерла жена. Мы покачали головами и немного поговорили как старые друзья. Занусси знает русский. Несмотря на то, что я видела Кшиштофа Занусси впервые в жизни, было ощущение абсолютной дружбы. Хотя временами я невольно оборачивалась думая, что все же он говорит не со мной, а с кем-то из своих - кого хорошо знает.. Через три года Чеслава Милоша не стало. Я впервые плакала по умершему незнакомцу.
– В интернете ваши стихи порой не понимают, пишут, что они созданы при помощи “генератора случайных слов”. Я бы назвала это “генератором неслучайных слов”. А как бы вы назвали свой генератор?
– Генератором космических голосов.. Долгое – очень долгое время я писала только для себя и никому стихов не показывала. Я и сейчас думаю, стихи – это вещь в себе. Удивительно, что их читают.. Константин Райкин признался однажды: “Всякий раз, когда я выхожу на сцену , кажется меня разоблачат”. То же самое могу с уверенностью сказать о себе. Потому что стихи – особенно хорошие – тебе не принадлежат. Написал и попрощался с ними навеки..
– С чего началось ваше собирательство потерянных вещей? Если бы вы делали фотографии из сморгонских находок – как бы они выглядели?
– Португальские люди выбрасывают, сами того не понимая, ценности и многие мои знакомые поукрашали свое жилье находками - старинными тумбочками, картинами в золоченых рамах, креслами, стульями, комодами. А я стала подбирать игрушки. Еще до увлечения фотографированием. Жалко ведь – валяется кукла беспризорная, как мимо пройти? Год, наверно, просто собирала - устроила свалку на большом балконе, но, постепенно фотографируя, избавлялась от вещей - раздавала детям соседским то, что не стыдно отдать. Остальное выносила на мусорку.. Самые интересные находки - это, наверное, большая мягкая игрушка человек-паук. Вышитая гладью красными букетами скатерть с четырехцветной мережкой абсолютно целая. И ковер настенный со сценой охоты – четыре всадника верховых, пятая дама в ярко-оранжевой амазонке. На средневековом празднике в прошлом году за такой, вернее похожий, но с другим рисунком, запрашивали 100 евро, но я свой не продам - люблю его.. О сморгонских находках я тоже думала - я и там изредка находила полезные предметы, и они походили, между прочим, на здешние. Старые куклы, мебель, посуда очень похожи и здесь и там.
– Для вас предмет важнее найти - не купить?
– Принципиально важно! Если на барахолке покупаю какую-нибудь штучку для фотографии – это уже не совсем честно. Даже выторговав ее за копейки. А найти на улице и у мусорных крнтейнеров можно все, что угодно. Вот, например, недавно нашла гитару красную лаковую с рваными струнами, и целый мешок разнообразных бус, рассортированных в банки по цвету и форме – не придумала еще, что с ними делать. Фотографирую я потому, мне кажется, что часто словами не могу выразить то, что хочется. Раньше я в таких случаях рисовала. А теперь появился фотоаппарат. И, если честно, рисовать мне с некоторых пор скучно.. Тем более, что здесь такое раздолье на мусорках!
– Вы фотографируете не только предметы, но и полуживых насекомых, которые еще шевелят лапками, птиц.
– Жук-олень на одной из фотографий был живым и после съемки отнесен на то место, откуда его забирали. А птички на моих фото только мертвые. Полуживых мне приносила подружка-дворничиха с улицы. Так у нас в доме перебывали ласточка, стриж и щегол. Но стриж и щегол умерли. Я их не фотографировала мертвыми! Мертвых птиц я нахожу и после фотографирования хороню. Они красивы, как цветы, как тряпочки яркие. Предметы я использую вместо красок: сочетание цветов меня интересует. Фактура во вторую очередь заботит. Редко заранее продумываю картину - она складывается сама собой. Увлекательнейшее и непредсказуемое занятие, но иногда на одну фотографию уходит несколько дней – набегаешься, нанаклоняешься – тяжелый физический труд. Процесс фотографирования кардинально отличается от стихосложения. Я могу сказать, например: сегодня буду фотографировать лосося с портретом Клинта Иствуда и пластмассовым пистолетом с улицы. А стихотворение не запланируешь..
– На обложке книги, которая скоро выйдет в издательстве Логвинов, будет ваша картинка?
– Как вы догадались? Я сама предложила коллаж "После грибного дождя" с большим красным фламинго, и в издательстве на удивление легко согласились.. Фламинго для этой фотографии я вырезала из суперобложки гигантского альбома "Птицы" и даже не посмотрела, кто автор. Я же думала, раз я его вырезала - значит, это мой фламинго. Оказалось, что автор фламинго - известный американский художник 19 века, Джон Джеймс Одюбон, который написал и проиллюстрировал 5-томный труд "Птицы Америки". Птиц для этой книги она сначала убивал (был заядлым охотником), делал из них чучела и только после рисовал. В натуральную величину. Вот почему у фламинго сильно изогнута шея.. Пару лет назад оригинальный экземпляр был продан за почти 12 миллионов евро, и это самая дорогая в мире книга. А фламинго – самая известная в ней картина.
– Знаю, что в Сморгони вы работали журналистом..
– Попала в «Новую газету Сморгони» случайно - мимо проходила, а им нужен был человек. Я, не имея никакого опыта, помучилась, но скоро насобачилась довольно-таки бодренько строчить. Бывалый журналист в первый же день дал мне дельный совет: «Не бойся писать по-колхозному». Ему и следовала. В газете было интересно: люди, события, поездки, скандалы. Жаль, что газету закрыли. Я скучаю по ней. И коллектив у нас был отличный – дружный, молодой, веселый, полный идей. Работали на голом энтузиазме почти. Еле сводили концы с концами, но это не очень тревожило - мы были уверены, что главное научиться хорошо делать свое дело, и учились. Я в газете вела литературную страничку и собрала вокруг себя множество талантливых, а потому странных людей. Они жаждали печататься, но ведь ничего за это не получали. Из авторов моим любимым был Андрей Волошка - скорее всего это псевдоним, я никогда не встречалась с Андреем. Его стихи, приходящие бумажной почтой, были действительно стоящими. Я даже читала однажды подборку его стихотворений в газете "Наша нива". Он по-белорусски писал. Жаль, не сохранила его писем. Помню только единственную строчку: «Такая дзяўчына благая маёю не будзе ніколі..” Строка удивительно перекликается со стихами еще одной сморгонской поэтессы Аллы Клеменок: “Мужчына самы лепшы ў свеце маім не будзе ён ніколі”.. А между тем я уверена, что они друг друга не читали.. Алла - член союза писателей, у нее вышло несколько книжек. В Сморгони много поэтов по-настоящему талантливых. Про Владимира Некляева я не говорю - о нем и так все знают. Но вот Аркадий Подгол, Марьян Дукса, Алесь Жамойтин, Вера Войтюль..
– Какова ваша литературная жизнь и литературное окружение в Португалии? Как сейчас воспринимается вами белорусская литература и ее проблемы оттуда?
– Литературная жизнь такая, что я то пишу стихи, то не пишу. Литературного окружения не имеется - все оно в жж заключено.. Белорусская литература известна на уровне жж-друзей пишущих: Владимир Степан, Адам Глобус, Андрей Хаданович.. Раньше поддерживала жж-отношения хорошие с Андреем Федоренко, но к большому сожалению его друзей и читателей он удалил свой журнал.. Дмитрия Строцева простые изящные стихи читаю по мере их написания Дмитрием. Вот и все, пожалуй.
– Пишете ли вы по-белорусски?
– Писала несколько раз. Помню, это было в Вильнюсе, куда меня знакомый взял с собой на праздник Трех Королей. Там все говорили по-белорусски. И в каком-то парке зимнем мы катались на санях, ели у костра огненную уху, я написала стихотворение, которое называлось в честь праздника «К+M+B». Стихотворение короткое, нигде у меня не записано, но помню наизусть:
Свята ўпрыгожылі конішатландскія поні саніпах такі як бывае ў звярынцыасабліва як выпадзе снег
паляўнічыя стройныя сукіне маглі дачакаць калі пачнеццаў гонар Каспара Мельхіора Валтасарадабрачынны каталіцкі абед.
Я с неделю гостила там и перешла основательно на белорусский язык за это время. Но когда вернулась домой – все вокруг говорят по-русски. И я не вынесла давления. А некоторые стихи писала на смешанном языке – частично по-русски, частично по-белрусски. Но они потерялись безвозвратно.. Пробовала переводить свои стихи на родной язык, однако в переводе они хромали, казались грубоватыми, не дотягивали до оригинала. Видимо нужно, чтобы переводил профессионал. Иногда мне хочется писать по-белорусски. Но боюсь, что хорошо не получится.
– Беларусь и Португалия вдохновляют вас по-разному?
– Мне кажется, что человек вдохновляется не окружением, а чем-то другим. Меня очень вдохновляет кино, сны. Я просто сажусь иногда записывать сон, а получается стихотворение. Признаю, что живу в выдуманном мире, где занимательнее, чем снаружи. Поэтому неважно, где находиться – в Португалии или дома. Португалия не так уж далеко, если вдуматься. Хотя в первый год мне было трудно, вообще ужасно, а теперь ничего – даже хорошо..По правде сказать - все мои стихи невсерьез, даже трагические. Если можешь писать о болезненных вещах, значит, уже не переживаешь.