Стихи Станислава Львовского
что мне латиница твоих воспоминаний о детстве странное слово osterreich руки твои улыбка зачем это было мне с рожденья примёрзшему языком к тридцати двум угловатым вершкам корешкам как ты сделала это со мною с тем кто голым ртом не чувствуя боли жевал силлаботонику стеклянную крошку
зима тот же город выблядок немотных болгар лагерь варягов от которых несёт козлом тот же город где ты мне голосовые связки завязала тогда, в январе, узлом чтобы я не смог ни о чём другом
на хера мне вена собор святого стефана здание оперы в псевдоготическом стиле что мне монгольская степь руки твоя улыбка чёрный котёнок москва золотая рыбка ледяной сквознячок загребая плавает по аортам ночи турецким чаем шибают в нос третьим сортом
поздно на ломаном средне-верхненемецком объяснять что поезд уходит по расписанию хлеб ранних лет заплесневел в половине десятого нужно быть на работе и вот я глазами шута разглядываю твоё лицо фоторобот два года назад составленный ночью возле татарского моря теперь окровавленную испачканную мозаику из финтифлюшек улыбок и фантиков от love is
вот чем ты обернулась для меня латиницей кровью розовой жвачкой русского коровьего букваря бессловесной колючей азбукой языком аонид на котором только сказать что мол знаешь болит но не объяснить уже как и где потому что вокзал дрожит связки сплетаются в галстучный узел крика не слышно вот чем ты стала для меня вот как вышло
что мне osterreich как ты улыбалась и по мелочи неумело врала мне по телефону что мне светящееся твоё тело как ты сделала это со мной как у тебя всё получилось тридцать два узелка у меня на сердце в паху на связках чтобы ничего уже не забылось чтобы помнилось в красках твоё детство улыбка как ты болела плакала уставала чтобы я помнил из губ вынимая осколки кем ты для меня стала
мой бывший друг не любил зиму, неплохо говорил по-французски в школе был влюблён в мою бывшую одноклассницу, старшую дочь ныне также покойного поэта Владимира Николаевича Ерёменко.
позднее у них было целых три языка на двоих. слишком мало, она обычно спала на заднем сиденье и только изредка, просыпаясь, пускала в ход женское обаяние и свою улыбку.
моему бывшему другу, вероятно, тоже понравился бы Гинзбур, песенка про чёрный тромбон и Je T’Aime, а ещё Бонни Паркер и Клайд Бэрроу. хотя мой бывший друг вообще не любил музыки считая её бесполезным излишеством, отвлекающим от иного, более важного тогда для обоих из нас.
честно говоря, удалось запомнить немного: в частности, скажем, то, как он плакал, отвернувшись к стене. ничего особенного, мы тогда были совсем ещё можно сказать, детьми.
или вот: я передаю письмо от него, измученного фолликулярной ангиной, небольшую записку девушке Ане, с которой две недели назад и сам целовался чуть ли не первый раз в жизни в антракте сочинённого нами двоими вечера о Высоцком, также покойном, две недели назад, за кулисами в школьном актовом зале, кутаясь в бархатную пыльную штору
мой покойный друг, он любил путешествовать, так любил. целых девять месяцев жил в Париже за счёт смертельно больного уже тогда старика Миттерана. то есть за счет правительства Французской Республики, не хочу, чтобы вы о плохо подумали о покойном. я не делал этого почти никогда.
разве что изредка думал и говорил не то, неправильно. но теперь неважно, поскольку, как известно, у мёртвых или всё хорошо, или вообще ничего, как и о них хорошо или ничего неизвестно, нельзя говорить плохого, - думаю я, втыкая очередную булавку в восковую куколку как две капли воды похожую на него, но вотще, поскольку мёртвым не больно.
СВОДНЫЕ ДАННЫЕ К АБ
мир стоит ко мне вполоборота спрашивает верю ли я ещё прогнозам погоды и геомагнитных бурь читает мне передовицу “Вечёрки” посвящённую проблеме происхождения снегопадов мол англелы крыльями это пух говорит работа синоптика так трудна но зато увлекательна и к тому же всенародная популярность: вот к примеру Матфей Марк Лука чьи труды даже дети по школьной программе в рамках курса физики тонких тел* ---------------------------------------------------------------------- * грубое тело например колобок постоянно уходит от прямого ответа ссылается на луну на эпидемию гриппа катится к матери но застревает на полпути сам собою с мальчишками поиграть у школы
здания как подростки толпятся на углу декабря лампочка в подъезде тусклая вполнакала тёмная половина длины радиоволн зимнее море три тысячи миль отсюда время себе в профиль напоминает память о себе самом и горит вполсилы но сжигает вещи тела бумагу воздух, ещё оглашаемый звуком тик-так и боем курантов белые пятна Роршаха от которых пятится зрение в страхе бежит вода
все горящие поднимаются вытесняя снег эта история пишется от руки при свете дня или лучше настольной лампы при темнеющем отрицательном небе покуда вверх задирают головы спутниковые антенны туда upside поднимается дым походных костров армии спасения дремлющей в переулках
в телефонной будке вероятно подростки нацарапали на стекле house of pain то есть одно из тех мест, где мы бросаем обол чтобы вернуться долгие годы зуммер беспокойно вздрагивает ворочается во сне последний набранный номер терпеливо ждет нас, как будто не было этих лет
сердце горячее лёгкое но не легче лёгкого по утрам кашель. утро приходит путём зерна чёрный кофе белый крик кофемолки мельницы чьи лёгкие жернова перемалывают прогноз в ледяную пыль. градусник падает сбивая температру осколки разлетаются и летят летят ожидаемые письма открытки из ниоткуда пожелания наилучших приветы и утешенья что, мол, сердцу не легче лёгких и тяжёлых не тяжелее
нас так не было как ни с кем не бывало прежде половина воды стала воздухом в альвеолах стакана со смежной комнатой столкнулись в дверном проёме на исходе зимы двоеточие поздравляю тебя запятая с началом непричастного ко мне оборота
нас так не было как никого из тех замок подразнил язычком чайник присвистнул вслед чужая квартира вздохнула и погасила настольную лампу до утра
кто кроит кириллицу из эллинского ребра знает что время – игра на деньги говорит пора - не пора выйду благословясь имя собственное прячет лицо на груди глагола в инфинитиве это набор чисел и слов трудный свинцовый гарт птичий гвалт и записи выцветают к утру как не было как уже никогда не будет
день за днем расширяются неизвестно откуда взявшиеся прорехи, вот почему ты чувствуешь себя так херово. некто грозит тебе кулаком и получением на орехи, как Панкееву волки и так же глядит неотрывно.
проездной на месяц дряхлеет к последним числам, но, если не похолодает, мы выиграем это дело. звякнем как следует в колокольчик и хлопнем дверью, а потом отряхнем ладони, перепачканные чернилами, мелом.
неизвестно откуда берутся пробелы, прорехи, вопросы, расползаются и дрожат под тонким прогнившим ситцем. синим огнем полыхает газовое, подземное море, подожженное мышью или кротом, теплокровной слепой синицей.
сорок минут урока над задачкой бьется аорта, день за днем истончается латунная аневризма, слабое место. сердцевина всего разлетается как мандорла на четвертом “ку-ку” заебавшего шипящего языка.
неизвестно откуда и нельзя просочиться сюда где нет никого из нас, кроме меня и меня. бог знает, откуда они берутся, расползаются как тараканы, щели, трещины, неопрятные резаные и колотые раны, морщины складки ретикуляции постаревшего отпечатка.
я застрял между желатином и серебром, между бромом и недостающим ребром квантовой оптики или сказать застрял в рыбьем глазу, в телевике, в зажмурившейся зеркалке, чей зрачок сужается, запирается изнутри в несознанке.
мама купала меня в гидрохиноне, метоле, окунала в фиксаж, пеленала в матовую бумагу.
неизвестно откуда, куда пропадает всё. неизвестно по ком звонит колокольчик и хлопает дверь. неизвестно, кому достанется на орехи или царевна.
вот почему ты чувствуешь себя не собой. красные кровяные тельцы громыхают в ушах как дождь по латунной крыше и, головы опустив, бредут по распаханной насквозь перспективе, но если, как негатив, вывырнуть наизнанку тело, натянуть на пятерню как перчатку, видишь: они глядят неотрывно как волки. глаза горят как дырочки от вязальной спицы, зрачок расширен, всажен как шило в селезенку твою и в ливер.
если не похолодает, а проездной доживет до двадцать восьмого, мы выиграем это дело, уйдем, напевая песенку про весёлого птицелова, зверолова, охотника животновода, лесника, рудознатца,
нам поставят отметку - пятерку, не то заплатку, нас устроит любая, если честно признаться мы не так горды как хотим казаться. только не глядите на нас так долго. только не глядите на нас так странно.
потому что это не мы
это зеркало глянцевателя пищит и кривится. это соляризация, латунная аневризма, это летучая мышь, летучая птица, это крот, крыса, синица, живая призма.
это волк и его колобок для футбола. это франкфуртская и венская школы.
это Ллойд, однозвучно звенит его колокольчик, это святой преподобный Дарвин, это анальгин на один укольчик.
если взглянуть на мир из внутреннего кармана, видишь его как есть без фокусов и обмана.
но это не я и не ты это не ты и не я
а два дюралевых острия, проблеск ножниц, кроящих отрезы смешного ситца, о котором трудно не соблазниться
но блажен, кто сумеет не засмеяться.
если встать с той стороны, будет виден шов, незарубцевавшийся хлам общих вещей и чужих углов.
но это не ты и не я это не я и не ты
а другие двое, невиновные ничьи должники, подъедающие крошки с легкой руки. вот почему ты чувствуешь себя так херово и не собой.
вот почему молодой человек с трубой долго смотрит нам вслед, стоя у входа в школу.
исключение — то же самое правило, но более одинокое, далеко зашедшее в поисках совпадений (вполне случайных), заблудившееся в трёх эпистемологических словарях, в четырёх- значных таблицах Брадиса, всё в шрамах от ошибок нерях одетых в школьную форму, перепачканных мелом, землёй, свободным временем, то же самое правило, утреннее, поющее славу квадратуре в своём кругу, литературе в конце урока.
совпадение - то же самое исключение, но более не живое, менее мертвое и во имя роршаха, земмера, дальномера. надпись “хуй” или “penis” - всё тот же Брадис, но более сокращенный имплицитный и далеко идущий. вытекающий, как под следствием между пальцев.
исключение - то же самое. совпадение - то же самое. правило, но более или менее
то же самое но более одинокое исключение, совпадение, правило. сент. 97
согласно коммутативному свойству сложения не вещей в не события как ни меняй местами,
дело не в этом. и нечего затевать разборки по теории чисел и тяжкий грех незачем на душу брать, ходить к ворожее ставить за гаусса перевернутую свечу
по двунадесятым или того упаси Господи, на Светлую Пасху.
просто бракованный паззл, попорченный лжепророком - маклюэном, поппером (или как их там называют), никогда не сойдется в картинку. всё время выпирают края, - как на гернике. коммутатор хрипит и стонет, изоляция на витых парах сильно повреждена грызунами. и если принять за рабочую аксиому что время не происходит или происходит не здесь и не с нами то стало быть, братец, плохи, как говорится, увы и ах наши дела и грядёт пиздец, гитлер капут и швах и войне, заебись, конец
(как сказал перед смертью ужаленный в пух и пах красноармеец по имени “альзо шпрах”, испуская дух у всех на глазах).
то есть, если не с нами то выходит тотчас против нас же но как ни меняй местами раньше и позже, выходит одно и то же, то есть лучше, чем никогда и незачем тратить силы
на бракованный паззл, где А плюс Б сидят на краю могилы, неосторожно болта ножками, от чего остается крестик, то есть, нолик. то есть, тычинка и пестик,
у которых снова ничего не выходит, у которых никак не стоит не течёт, не хочет ни того, ни этого и под нос бормочет,
что, мол нечего было менять местами, что, мол, дело было совсем не в пиковой даме, что, мол, не было ничего и было не с нами.
это предупреждение окончание срока абонентского обслуживания
. удачнее начали теннисистки
заторы на волоколамском шоссе
это предупреждение окончание позвони домой на работу арчи шепп down home new york на Калининском под дождём позвони по возможности жду звонка точка ира down home wherever else синатра LA is my lady результаты торгов
. погода на завтра Москва ночью семь-девять днём двадцать два
это предупреждение это только начало мы везде вас найдём у нас длинные волны
не спускайтесь в метро там везде наши люди в поезде тоже наши особенно машинист
скоро прилив у нас длинные волны эфир прозрачен а у вас ничего явитесь с повинной мы вас возможно простим
если настроение будет down home new york погода обычно такое вот хуёвое лето это предупреждение имейте в виду
нечего делать вид что вам всё равно нам известно что у вас болит голова арчи шепп и чихание насморк
позвони домой на работу надо быстро засечь пеленг и обезвредить это не просто так между прочим это
В Интересах Безопасности Государства
это предупреждение и всё вам конец ничего не поможет лучше во всём признайтесь следствие это оценит вашему адвокату тоже пойдёт на пользу в плане карьеры у него двое детей вы о них подумали кстати? конечно же нет как всегда
теннисистки и то начали удачнее чем вы закончите [причём очень скоро]
попадёте в затор на волоколамском шоссе ни туда ни сюда а наши люди уже тут как тут и песенка что называется спета
это предупреждение это не шутки с прибаутками легкомысленный вы человек один арчи шепп на уме господи да сколько вам лет?
. а когда чихаете надо прикрываться платком или ладонью если опять забыли платок ведь вы опять без платка?
мы так и думали говорили вам ночью семь-девять но вас ничем не проймёшь
down home куда? не смешите нью йорк кто вас выпустит без обходного листа.
лучше с повинной ну я вас прошу легкомысленный вы юноша всё равно никуда не денетесь коготок-то увяз всему абоненту как говорится пропасть
это предупреждение кстати а погода на завтра лично вам ничего хорошего не сулит
ира ждёт между прочим позвоните давайте вы же ей обещали она скучает так что поговорите подольше о работе о жизни мы тут недавно у Daimler-Benz купили замечательный пеленгатор проверяли на теннисистках и на других абонентах
вам решительно ничего не светит это не шутки
down home wherever баззи бартоломеу грей совершенно седой днём двадцать два
под дождём на Калининском заторы везде кроме Волоколамского над которым звезда
straight street right about midnight клубы сегодня Титаник: горький на Капри ди каприо в пьесе “На дне” Вермель: рада и терновник начало – 22:00 по Москве в нью-йорке ещё рабочее время
но это вам не поможет
мы же добра вам добра хотим добра слышите глупый вы абонент
down home на родину тоже нашёлся клим самгин арчи шепп мы вас предупреждали завтра зарежем детишек вашего адвоката для нас нет ничего святого
срочно перезвоните всем кто вам посылал сообщения особенно ире
а то для нас нет ничего святого мы вам устроим айсберг в центре москвы арчи шепп покажется с галстук фрэнка синатры можем вообще развязать третью мировую войну
так что вы это перезвоните всем напоследок поскольку на самом деле мы уже отдали приказ наступать
В ИНТЕРЕСАХ БЕЗОПАСНОСТИ ГОСУДАРСТВА
ну не нужно этого ну что вы плачете как глупая теннисистка бросьте эти глупости абонент ступайте себе down home куда угодно мы пошутили слышите абонент пошутили и будет apropos: подлётное время семь с половиной минут это предупреждение
да успеете вы ничего не бойтесь метро здесь повсюду а наши люди встретят вас под землёй они заждались особенно ира и машинист
что вы плачете абонент? мы же вам говорили надо было перезвонить надо было перезвонить
мы же вам сколько раз говорили говорили мы же вам говорили мговори надо было перезвонить успокойтесь, юноша перед Государством неловко
— восемь месяцев, как меня река унесла
. была весна что ты знаешь что у меня под кожей? может быть, ещё одна голова
. ти-ли-ли ти-ли-ли куда вы меня повезли?
— это было хорошее время good year время жаркой страды для всех изготовителей и поставщиков зимней резины
. восемь месяцев пролетело с тех пор. река унесла меня далеко стала я соляная кукла, Мальвина жена писца. нахожу себя по другую сторону жизни
иногда завожу машину прогреваю мотор
— солнце светит здесь а дождей почти не бывает
широка поднебесная Жёлтая река глубока глубже Яика глубже всего на свете.
o, ответь, sole mio зачем я здесь? так далека столица Лоян!
вокруг соляная пустыня в нескольких километрах отсюда расположена база морских пехотинцев каждую субботу они танцуют потом появляетсяядерный взрыв.
и они расходятся по домам
– это dolce vita, my beloved Карменсита это, собственно, рай так что держи хвостик першингом ходи тополем не унывай.
— а ты, мой любимый, томишься в столице Лоян один на холодном ложе в номере гостиницы "Интурист"
там, в столице у девушек голубая кровь узкие ступни
— передай Императору, муж мой: на границах спокойно, чжурчжэни варят варенье и солят грибы.
северные варвары читают журналы проводят выборы в Законодательное собрание.
хунны собирают совсем другие грибы, чтобы путешествовать с их помощью в Скифию и Гиперборею.
думская лева ушла на каникулы. чиновники разлетелись по островам.
с каждым годом всё лучше и лучше климат для голубоглазых девушек из Луизианы,
— а любимый мой томится без меня в дождливой столице Лоян.
скоро ядерный взрыв надо бы бельё занести с улицы в дом
морские пехотинцы вчера танцевали весь вечер.
потом началась зима чжурчжэни прислали с гонцом малинового варенья.
восемь месяцев пролетело ах, зачем же я не оглянулась
— это dolce vita, драгоценная моя Карменсита сходи на танцы, развейся улыбнись чему-нибудь или рассмейся Император сказал мне что ты в Раю
осторожнее с чжурчжэнями они так коварны в столице третьего дня выпал снег
— восемь месяцев две тысячи морских пехотинцев перебазировались в северную провинцию я выучила язык пчёл и танцую одна, в пустыне
o, sole mio это не Рай мне грустно, тело моё тоскует по ласкам твоим муж мой и плачет душа
я смотрюсь, как в зеркало, в солончак молюсь за здравие Императора и твоё продвижение по службе
чжурчжэни куда-то исчезли варенье подходит к концу
я всё чаще вспоминаю Луизиану вечерами слушаю радио но волна уплывает а FM шуршит как песок
— это dolce vita, my beloved Карменсита велика Поднебесная жёлтая река широка зачем же я оглянулся на взрыв до сих пор перед глазами стоят
зимняя резина голубая Луизиана мёртвая морская пехота северная столица Лоян.
скоро весна весна будет будет можно будет сидеть на бульваре где ходят дети гуляют люди хорошо будет никого не любить не видеть никого не смотреть около Гоголя на бульваре сидеть
всё будет забудет всё забудет ничего нам не будет никто никого не разбудит сердце станет гудеть как игрушечный пароход страшно будет гудеть как сбитый маленький мессершмит или нестрашно как какой-нибудь другой самолёт скоро весна время года время года мы его не забудем
дети у нас подрастут разбредутся по школам попривыкнут к уколам против туберкулёза и гриппа такое вот будет время нашего года позднее напоследок там где обычно эпилог кода
но это не скоро долгое дело а пока ещё тело сердце кошка мурлыкает сердце шмель летает гудит а весна глядит отовсюду когда кончится лето я буду уже далеко чтобы тебе было легко ничего обо мне не помнить
скоро весна около Гоголя и везде ходят голуби и курлы курлы как будто бы они куропатки орлы
скоро всё будет гудеть оживёт полетит поползёт пойдёт по самому краю всё потянется к свету как ты утром потягивалась просыпаясь зевая
будет будет вон монетка вверху горит голубь голубке тихо так склоняясь над ней рассказывает не то о любви не то о земле и воле
никто любимая никого не забудет бог во сне человека не судит